Хрупкие переговоры между Ираном и США
Непрямые переговоры между Ираном и США вновь в центре внимания мировой дипломатии. Второй раунд прошёл в Риме 20 апреля 2025 года при посредничестве Омана и ознаменовался значительным прогрессом, несмотря на сохраняющееся недоверие и растущую напряжённость. В статье рассматриваются ключевые вызовы, стратегические расхождения сторон и возможные сценарии развития событий.

Второй раунд непрямых переговоров между Ираном и США состоялся 20 апреля 2025 года в Риме при посредничестве Омана и продолжался четыре часа. По словам американских официальных лиц, в ходе переговоров был достигнут значительный прогресс. Ожидается, что технические переговоры продолжатся на этой неделе в Женеве, а в конце недели в Омане пройдет еще одна встреча на высоком дипломатическом уровне. Специальный представитель Дональда Трампа Стив Виткаф стремится к окончательному соглашению в течение 60 дней, однако министр иностранных дел Ирана Аббас Аракчи считает этот срок проблематичным из-за технической сложности процесса и высокого уровня недоверия между сторонами.
Основные вызовы на переговорах:
- Запасы обогащённого урана Ирана: США настаивают на уничтожении этих запасов или их передаче в третью страну, например, в Россию. Однако Иран категорически требует, чтобы обогащённый уран остался на его территории.
- Гарантии для Ирана в случае нарушения соглашения: Иран стремится получить твёрдые гарантии, которые обезопасят его от ущерба в случае выхода США из соглашения или его нарушения (как это произошло в 2018 году). Среди предложений обсуждается возможность подписания договора, одобренного Конгрессом США, однако из-за сильного влияния произраильских лобби в Конгрессе этот вариант маловероятен. В качестве альтернативы рассматриваются такие меры, как финансовые санкции против США или возвращение урана из России в случае нарушения, однако механизмы реализации этих предложений остаются неясными[1].
Важным аспектом является то, что Иран вошёл в эти переговоры не с позиции слабости, а с уверенностью в себе. Некоторые аналитики считают, что США больше не являются доминирующей державой, а угрозы со стороны Дональда Трампа — лишь показательная реакция, направленная на сокрытие слабости. Иранцы приступили к переговорам с твёрдым намерением сохранить свои ядерные инфраструктуры. Иран неоднократно демонстрировал устойчивость к внешнему давлению и, используя тактические уступки, продолжал реализовывать свои долгосрочные цели — например, сохранение передовых центрифуг[2].
Тем не менее, дипломатия между Ираном и США остаётся хрупкой по целому ряду причин. Эти переговоры отличаются высокой степенью сложности, и их итог невозможно предсказать. По мере продвижения диалога сложность только возрастает. К числу факторов, усиливающих хрупкость переговоров, относятся:
1. Глубокое и исторически укоренившееся недоверие между двумя странами;
2. Внутреннее и региональное давление на обе стороны;
3. Горький опыт Ирана, связанный с нарушением предыдущих соглашений США;
4. Угрожающий тон и риторика Соединённых Штатов, способные оттолкнуть Иран от продолжения переговоров.
Язык имеет важное значение в дипломатии — не только как инструмент убеждения, но и как отражение асимметрии власти, исторической памяти и внутренней легитимности. Особенно это проявляется в ядерной дипломатии, где асимметрия сил особенно ощутима — здесь язык приобретает особую значимость.
В настоящее время администрация Дональда Трампа продвигает поэтапную стратегию, предоставляя Ирану двухмесячное окно для переговоров по новому ядерному соглашению. В его правительстве отсутствует чёткий консенсус относительно предпочтительной стратегии в отношении Ирана. Некоторые советники Трампа, такие как государственный секретарь Марко Рубио и советник по национальной безопасности Майк Уолтц, выступают за сохранение позиции, при которой «все варианты остаются на столе». В то же время вице-президент Джей Ди Вэнс выступает против прямого военного вмешательства США с целью недопущения выхода Ирана на ядерный порог.
Эти различия в подходах распространяются и на содержание самого возможного соглашения. Так, Уолтц настаивает на «полной демонтажной ликвидации» иранской ядерной программы, в то время как Стив Виткаф, специальный посланник по делам Ближнего Востока, предлагает внедрение системы верификации как способ снижения опасений по поводу возможного создания ядерного оружия.
Параллельно с этим Вашингтон усилил свои военные сигналы в явно демонстративной попытке укрепить свои переговорные позиции. Одним из первых исполнительных шагов администрации Трампа стало разрешение на передачу Израилю бомб MK-84. Хотя эти бомбы не обладают способностью проникать в глубоко укреплённые объекты, такие как объекты в Фордо или Натанзе, их можно использовать в совместных ударах по наземным или слабо защищённым компонентам иранской ядерной программы — включая объекты по производству центрифуг, центры сборки баллистических ракет или научно-исследовательские учреждения с двойным назначением.
Эта демонстрация силы была усилена размещением малозаметных бомбардировщиков B-2 на базе Диего-Гарсия — стратегическом опорном пункте США в Индийском океане. Одновременно американские силы провели серию воздушных и морских ударов по районам, контролируемым силами Ансар Аллах в Йемене, в рамках более широкой кампании по обеспечению безопасности морских путей.
В совокупности эти действия представляют собой попытку выстроить ядерные переговоры в жёсткой силовой рамке — рамке, сочетающей явную военную готовность с риторической гибкостью, но игнорирующей необходимость фундаментального пересмотра подхода.
Американцам следует понимать, что успех в переговорах с Ираном требует признания ядерной программы страны как символа суверенитета, легитимности, силы и национальной гордости. Призывы к полному демонтажу иранской ядерной программы свидетельствуют о неспособности США осознать эти её измерения.
Следовательно, если Соединённые Штаты действительно стремятся к конструктивному диалогу с Ираном, их политическая элита должна предпринять согласованные усилия по переформулированию дипломатического языка. Возможность для переоценки предполагает признание исторического контекста — в частности, осознание упущенных возможностей прошлого, когда можно было бы принять такую рамку, в которой диалог рассматривался бы как взаимная обязанность.
Предварительные переговоры в Омане и Риме показали, что изменение риторики и отказ от языка принуждения могут заложить конструктивную основу для начала ядерных переговоров. Настоящий вызов заключается в том, чтобы сохранить ненасильственный, неугрожающий нарратив, который позволит сформировать прочную основу и обеспечить устойчивость будущего соглашения[3].
Автор: Хакима Заим Баши
[1]https://www.theguardian.com/world/2025/apr/20/moscow-may-gain-key-role-in-iran-nuclear-deal-as-us-talks-progress
[2] https://www.fdd.org/analysis/2025/04/19/the-iranian-negotiating-tactic-the-trump-administration-doesnt-get/
[3] https://www.stimson.org/2025/language-memory-and-the-fragility-of-us-iran-nuclear-diplomacy/